Но ведь можно просто присоединить Беларусь в рамках так называемого союзного государства, и тогда Путин может избираться уже как президент новой страны. Казалось бы, это идеальный вариант, но есть одна существенная проблема в лице Александра Лукашенко, который, как известно, никакой конкуренции не терпит и вряд ли согласится быть на вторых ролях. «Как я не в шутку говорил, что, если у нас будет достаточно стрелкового оружия — автоматы, пистолеты, пулеметы и боеприпасы к ним, и, не дай бог, война — мы раздадим в каждую семью. И мы будем защищать свою территорию всеми. Ну, детей давайте выведем. Старики и даже женщины: семь миллионов человек — семь миллионов получат оружие, чтобы они могли защищаться», — заявил на днях Лукашенко.
Что же так испугало белорусского лидера, с кем он готовится воевать, и как Кремль будет решать проблему 2024 года? Об этом Exclusive.kz поговорил с экспертами.
Арсений Сивицкий, директор Центра стратегических и внешнеполитических исследований (Минск, Беларусь):
Действительно, в последнее время в российских экспертных кругах актуализировалась дискуссия относительно возможных путей транзита политической системы в связи с решением так называемой проблемы 2024 года, когда истекает второй срок президентских полномочий Владимира Путина. Мне кажется, что пока сложно говорить о копировании Кремлем моделей транзита власти в других государствах постсоветского пространства, так как внутренняя и внешняя логика этого процесса существенно отличается в случае России.
Насколько мне известно, в околокремлевских кругах сегодня обсуждаются различные сценарии транзита власти, но все они подчинены решению одной стратегической задачи — обеспечению преемственности и стабильности политической системы, которую выстраивал Владимир Путин со своим ближайшим окружением, и формированию для них системы политических и экономических гарантий в посттранзитный период. Немаловажное значение играет и вопрос геополитического положения России на международной арене в результате данного транзита. Он должен привести к улучшению позиции России в мире с точки зрения кремлевских стратегов.
Первый сценарий является самым очевидным и связан с передачей власти в 2024 году некоему преемнику, способному эффективно обеспечить решение данной стратегической задачи. По сути, по такому сценарию передача власти в России осуществлялась в конце
Второй сценарий также является не слишком креативным и предполагает внесение изменений в Конституцию, направленных на снятие ограничений на количество президентских сроков (сегодня президент РФ может избираться два срока подряд). В этом сценарии нет ничего нового, по нему прошли уже многие государства постсоветского пространства.
Третий сценарий предполагает формирование нового института коллективного правления под условным названием «Госсовет», в который бы после 2024 года перешло старое поколение российской элиты во главе с Владимиром Путиным со своими соратниками, в то время как исполнительная власть была бы передана молодому поколению технократов, обязанным своим положением старшим товарищам. Госсовет бы вырабатывал стратегический курс, а молодое технократическое правительство было бы ответственно за его практическое исполнение.
Наконец, четвертый сценарий предполагает доведение проекта Союзного государства Беларуси и России до логического завершения через углубление военно-политической интеграции с созданием единой Конституции, института президента, армии, валюты. В этом сценарии после 2024 года Владимир Путин может претендовать на должность президента Союзного государства.
Дискуссии вокруг последнего сценария намекают на то, что Кремль озабочен поиском основания для придания легитимности процессам транзита власти внутри российского общества.
Проблема заключается в том, что, так как «крымский консенсус» исчерпал свое действие и российское общество стало все больше обращать внимания на социально-экономические проблемы, а российские власти сегодня неспособны предложить эффективные способы их решения, кремлевские стратеги пытаются сформулировать содержание нового общественного договора между властью и обществом, особенно на фоне рекордного падения рейтинга Владимира Путина. Нет сомнений, что с учетом нарастающих экономических проблем речь может идти о неком новом геополитическом успехе, сопоставимым с Крымом, отвлекающим российское общество от социально-экономического кризиса на период транзита власти.
Объединение с Беларусью в рамках Союзного государства как раз и могло бы стать демонстрацией подобного геополитического успеха, обеспечив тем самым внутреннюю легитимность транзита. Но все это пока что дискуссии. Какой из этих сценариев или их комбинация будут реализованы, станет понятно после 2020 и ближе к 2024 году.
Однако очевидно, что тот или иной выбор будет обусловлен как внутри -, так внешнеполитической конъюнктурой. Что касается внешней легитимности, то есть признания со стороны мирового сообщества какого-либо из сценариев транзита власти в России, то вряд ли она будет базироваться на основе добровольного консенсуса между основными игроками международных отношений из-за серьезного кризиса в отношениях между ними.
Поэтому сегодня мы наблюдаем стремление России усилить свои позицию не только в зоне своих привилегированных интересов, на постсоветском пространстве, но и в других регионах мира. Недавние примеры — военные активности России в Ливии, Центральноафриканской республике и некоторых других африканских и ближневосточных странах. Все это делается для того, чтобы создать основания для большого торга с международным сообществом в 2024 году ради внешней легитимности процессов транзита власти в России. Этот торг базируется на готовности Кремля снизить уровень своего вмешательства во внутренние дела основных игроков международного сообщества, прежде всего западных стран, уйти из некоторых некритичных для себя регионов мира, которые не представляют стратегического интереса — в обмен на признание транзита власти и всестороннюю «перезагрузку» отношений с Россией.
Сергей Рекеда, генеральный директор Информационно-аналитического центра по изучению общественно-политических процессов на постсоветском пространстве при МГУ:
Возможные конституционные изменения, если таковые будут, действительно могут быть связаны с проблемой транзита власти. Четкой стратегии по этому вопросу, думаю, еще нет, поэтому прорабатываются различные варианты, в том числе просматривается и общественная реакция на различные сообщения в СМИ. Если говорить о введении понятия «Лидер нации», то де-факто такое позиционирование президента присутствует в, условно говоря, «консервативном» сегменте публицистики, однако нельзя сказать, что эта позиция доминирующая в российском общественном дискурсе.
Надо понимать, что разнообразие по этому вопросу в российском обществе довольно велико, вплоть до того, что иногда появляются предложения ввести монархию. Но не стоит придавать подобным заявлениям серьезного значения.
На период транзита, возможно, будет сформирована какая-то конструкция, например, с расширением полномочий Совбеза, который будет играть роль арбитра и стабилизатора, но ожидать перехода к институту пожизненного президентства, думаю, не стоит, если не произойдет каких-то чрезвычайных потрясений внутри страны или в мире.
Григорий Трофимчук, эксперт в области внешней политики, обороны и безопасности:
Ситуации в России и Казахстане, в плане трансформации и транзита власти, существенно отличаются друг от друга. У Казахстана имеются более широкие возможности для маневра, так как страна не находится под санкциями. Поэтому любые российские передвижения внутри сферы власти все равно будут восприниматься Западом, и конкретно США, под тем же самым углом, если не хуже, как сейчас.
Другими словами, это во многом бесполезная работа, не имеющая стратегического результата. Астане же надо выполнить более простую задачу, просто введя на пост президента новое лицо, пусть оно даже будет новым чисто формально. Таким образом, и корректировка конституций двух стран будет иметь разные последствия.
Представители Кремля говорят, что никаких изменений не планируется. Но в такие заверения уже мало кто верит, особенно после сюжета с повышением пенсионного возраста. Понятно, что сейчас тестируется та модель конфигурации власти, которая должна появиться уже в обозримом будущем.
Подчеркну еще раз: если власть тем самым рассчитывает на изменение характера взаимоотношений с Западом, выведя на первый план относительно новые фигуры, то это не получится. Автоматически эти новые лица попадут во все западные проскрипционные списки. Проблема еще и в том, что власть уже даже невозможно просто «сбросить» на посторонних политиков, так как они будут явно не готовы отвечать по счетам предыдущих руководителей. А в Казахстане этой проблемы нет тоже.
То есть, в России продление формата действующей власти с некоторых пор является во многом вынужденным, незапланированным ранее. Общественная реакция в российском обществе пока что выглядит настороженной, но на каком-то этапе вполне может стать недоброжелательной, с учётом общего общественно-политического фона.
Вопрос не в том, кого и в какой момент торжественно назвать «Лидером нации», а в том, что все эти меры уже не помогут исправить ситуацию. Российская так называемая элита пока что выглядит достаточно спокойной, но это только до тех пор, пока ей не начали всерьез подрубать финансовые корни, а также активы за рубежом. Но этот процесс уже пошел. Давление на высший казахстанский бизнес тоже постепенно нарастает, однако оно пока на порядок слабее, чем в сторону их российских коллег.
Поэтому России нельзя ориентироваться на переходные модели Казахстана и других стран, даже если они совпадут формально. Ей придется искать свои собственные, эксклюзивные способы выхода из круга проблем. И простой рихтовкой Конституции этого добиться нельзя, «бумага» здесь уже не сработает.
Дмитрий Михайличенко, координатор аналитических проектов евразийского центра «Самрау»:
У Владимира Путина еще 5,5 лет президентских полномочий. Если все же допустить, что такие изменения произойдут, то они скорее негативно повлияют на имидж власти в стране. По сути, население уже свыклось с мыслью о политическом долголетии Путина и многих он устраивает. Конечно, непопулярная пенсионная реформа снизила рейтинг Путина, однако он по-прежнему высок. К тому же, и это широко известно, Путин не сторонник менять конституционные устои государства.