Беспорядки и репрессии в Казахстане, изменения Конституции в Таджикистане, заявления о предотвращении государственного переворота и репрессии в Кыргызстане. Все эти события последних недель отражают не только национальную специфику соответствующих стран, но и серьёзные региональные тренды, которые могут сделать предстоящий
И тренды эти связаны, прежде всего, с соперничеством в регионе двух крупных держав: Китая и России. Можно долго описывать переплетение этнических, клановых, конфессиональных, экономических, политических, водно-энергетических и прочих противоречий в Центральной Азии. И делать это, конечно, нужно. Однако «пусковые крючки» всех крупных кризисов безопасности в регионе связаны всё-таки с международной политикой.
Общий контекст происходящего в регионе задаётся одним простым фактом: после почти полного вывода американских и НАТОвских войск из Афганистана единственной серьёзной заботой Москвы в регионе является давно идущая экономическая и не так давно начавшаяся политическая экспансия Китайской Народной Республики.
Китай очень много вложил в Центральную Азию, создал в регионе активы стратегического значения (в основном, ресурсного профиля), а после объявления о запуске инициативы Экономического пояса Шёлкового пути и вовсе начал рассматривать регион как одно из приоритетных направлений своей внешней политики. Впрочем, в плане безопасности эта приоритетность в подходах Пекина присутствовала уже давно. Это связано с тем, что «проблемный» китайский Синцзян-Уйгурский автономный район (с более чем
Как следствие, Китай стал более чувствительным к ситуации в Афганистане, которая тоже прямо или косвенно влияет на положение дел в Центральной Азии. Дополнительным стимулом для повышения чувствительности стал отказ Узбекистана от рассмотрения вопроса о создании зоны свободной торговли с Китайской Народной Республикой в рамках Шанхайской организации сотрудничества. Данный демарш, позитивно воспринятый в Москве, заставил китайских стратегов искать «обходные пути» для обустройства южного маршрута ЭПШП, который теперь будет пролегать через территории Таджикистана, Афганистана, Туркменистана и Ирана. Соответственно, хотя изначально Пекин на это не нацеливался, теперь ему придётся вплотную заняться поддержкой процессов стабилизации в Афганистане. Именно с этим связана резкая активизация китайско-афганской дипломатии в последние месяцы.
У Российской Федерации интересы почти прямо противоположные. После вывода американских войск из Афганистана интерес к этой стране в Москве резко снизился. Российская сторона выстроила собственные доверительные отношения с талибами (что вызвало резкое недовольство в Кабуле), с отдельными фигурами в афганском Правительстве Национального Единства (в частности — с Абдулом Рашидом Дустумом и рядом других лиц), а также с бывшей администрацией Хамида Карзая, которая в последнее время резко активизировалась на политческом поле Афганистана. Кроме того, Россия стремительно укрепила свои взаимоотношения с Пакистаном, включая Межведомственную разведку этой страны, которая печально известна как главный «патрон» структур талибов.
Иными словами, никакой практической заинтересованности в победе Правительства Национального Единства и стабилизации Афганистана у российской стороны нет. А учитывая тот факт, что официально Кабул является союзником США, можно предположить, что есть даже некая обратная заинтересованность, связанная с усилением позиций Хамида Карзая и талибов.
Последнее Москве необходимо в том числе для того, чтобы успешно реализовать собственную стратегию в отношении постсоветских стран Центральной Азии. Реальное и виртуальное нарастание террористической угрозы на территории Афганистана используется Москвой для наращивания собственной региональной роли. Именно с этим связано не поддающееся рациональному объяснению раздувание российскими дипломатами характера угрозы региональной безопасности со стороны «Исламского государства в провинции Хорасан», позиции которого с весны 2015 резко ослабли (в данном блоге недавно был опубликован специальный материал на эту тему). С этим же связано опережающее события неожиданно позитивное отношение к талибам и даже, по некоторым данным, поддержка их со стороны Москвы.
Проблема, однако, состоит в том, что традиционная игра российской стороны, направленная на консолидацию собственного контроля над регионом через сотрудничество в области безопасности, в 2016 году натолкнулась на серьёзное препятствие. В феврале—марте 2016 года по инициативе китайской стороны были проведены и успешно завершились переговоры о формировании регионального антитеррористического союза в составе Китая, Таджикистана, Афганистана и Пакистана. По сути, данный альянс игнорирует и механизмы ШОС, и механизмы Организации Договора о коллективной безопасности. Что отражает восприятие Пекином антитеррористической риторики Москвы в регионе Центральной Азии как не вполне искренней, а соответствующей политики как неоднозначной. У такого восприятия, надо сказать, есть серьёзные основания, связанные не только с особыми отношениями между Россией и талибами, но и с довольно противоречивой линией российской стороны во взаимодействии с уйгурами, как в Пакистане и Афганистане, так и в Сирии.
Инициатива Пекина поставила Москву в весьма неприятное положение. С одной стороны, никаких конструктивных реалистичных альтернатив сотрудничеству с Китаем в области развития Россия предложить не может: нет ни желания, ни ресурсов. С другой стороны, запугать террористической угрозой и склонить на этой почве к дистанцированию от Китая тоже не получается: Китай — это не Евросоюз, вопросы безопасности он стремится держать под контролем и озабоченность своих партнёров по данным вопросам учитывает в полной мере.
В этой ситуации у Москвы остаётся не так много путей для реализации своих стратегических приоритетов в регионе Центральной Азии. И одним весьма привлекательным из доступных путей является дестабилизация обстановки в странах региона и принуждение их к дистанцированию от КНР через управление конфликтной динамикой. Не случайно в Центральной Азии, как и на Кавказе, Москва фактически девальвировала свои обязательства в рамках ОДКБ, публично сделав ставку на приоритетное сотрудничество с Узбекистаном, а не с более прокитайскими, но формально союзными России режимами Кыргызстана и Таджикистана.
Все в регионе данный расклад прекрасно понимают. Поэтому каждый готовится к худшим временам. И каждый — по-своему.
Например, казахстанский лидер направился в Москву, чтобы принять участие в параде 9 мая и одновременно попытаться заручиться политической поддержкой российского руководства.
Возможно, у него это получилось и нынешние протесты благодаря содействию российских коллег так и закончатся не более чем протестами и последующими арестами. Правда, за этот «мирный» сценарий придётся заплатить ухудшением отношений с Китаем и усилением зависимости от России, что, конечно, тоже не всех обрадует в Казахстане и может иметь свои негативные последствия в среднесрочной перспективе. А может быть, что у Нурсултана Абишевича и не получилось. Тогда последствия будут существенно более тяжёлыми. Время покажет.
Одно, впрочем, является несомненным: каким бы образом ни разрешился кризис в Казахстане, ситуация в Кыргызстане и особенно — в Таджикистане на этом фоне имеет имеет совершенно самостоятельное значение. Именно в этих двух странах одновременно размещены и российские военные базы, и критически важная для Китая инфраструктура. То есть, именно в этих двух странах интенсивность противоречий между Россией и Китаем является максимальной. Соответственно, максимальной является и опасность дестабилизации.
Обнадёживает в данной ситуации лишь то, что руководители и Кыргызстана, и Таджикистана хорошо понимают специфику складывающейся ситуации и ведут свои приготовления к возможному кризису. Тем же занимается и руководство Туркменистана — страны, которая ещё в 2015 году стала основной среди постсоветских стран региона целью атак афганских радикалов (преимущественно талибов).
В этом им стоит пожелать профессионализма, мудрости и удачи.
PS: А что же США?
А США, по большому счёту, ничего. США хотят стабилизировать Афганистан и завершить военную кампанию в этой стране. По причине чего и разбомбили недавно руководителя кветтской шуры Талибана муллу Ахтара Мансура, который, как сообщают источники, был всесторонне связан с пакистанской Межведомственной разведкой и играл деструктивную роль в ходе мирных переговоров между афганским правительством и талибами. США также заинтересованы в сохранении пространства манёвра у постсоветских центральноазиатских государств.
И в этом смысле политически они в данном регионе в большей степени на стороне Китая (а также Индии, Ирана), чем России. При этом напрямую вмешиваться в дела региона США однозначно не намерены. Однако это не исключает возможности их невольного затягивания в региональный кризис, как это было в Украине. В подготовке к такому вероятному сценарию им тоже стоит пожелать профессионализма, мудрости и удачи.