В ночь с 5 на 6 октября 2020 года в киргизской столице Бишкеке произошли бурные события. Протестующие против предполагаемой фальсификации предварительных результатов парламентских выборов вступили в жёсткие столкновения с полицией, штурмовали органы власти. Число пострадавших достигло нескольких сотен человек.
К утру протестующие заняли здание парламента и выпустили из тюрьмы осуждённого за коррупцию бывшего президента Атамбаева. Часть правоохранителей перешла на сторону восставших.
Центральная избирательная комиссия Кыргызстана признала выборы в парламент недействительными. Оппозиционные партии немедленно создали координационный совет. В настоящее время политический кризис в стране продолжается.
События развивались стремительно – и в глазах внешних наблюдателей имели большой контраст с продолжающимися два месяца мирными протестами в Беларуси. Однако эффектность революционных событий в Кыргызстане на фоне «невнятного и нерешительного» белорусского протеста лишь внешняя.
Если посмотреть более пристально, именно в Беларуси имеют место социально-политические сдвиги тектонических масштабов – тогда как события 2020 года в Кыргызстане целиком лежат в рамках сложившегося в стране политического уклада.
Общие аспекты
Начнём всё же со сходства протестов в двух странах.
И в Беларуси, и в Кыргызстане вспышки массовых протестов связаны с массовым возмущением по поводу официальных результатов выборов, которые значительная часть общества не признала и сочла грубо сфальсифицированными.
Более глубокой причиной обострения протестных настроений можно назвать пандемию коронавируса и её негативное влияние на и без того глубоко проблемные экономики двух стран.
И в Беларуси, и в Кыргызстане протесты не имеют в своей основе антироссийского характера и повестки, хотя по традиции вызывают у ряда российских обозревателей ассоциации с украинским Евромайданом и рефлекторные требования «давить мятежников».
На этом сходства в основном заканчиваются. Различия гораздо глубже и существеннее.
Готовность к насилию
Протест в Кыргызстане с первых часов приобрёл жёсткие формы с обеих сторон. И протестующие, и правоохранители не стеснялись в применении силы. При этом насилие со стороны милиции – привычно и ожидаемо, оно не воспринимается как нечто аномальное и шокирующее. Основной силой протестующих стали молодые мужчины, уверенно вступающие в силовое противостояние с органами безопасности.
Протест в Беларуси с самого начала и по сей день, вторую декаду октября, носит подчёркнуто мирный характер. Эскалации силовых действий оппозиции не вызвали даже жестокие события в августе, когда счёт пострадавших шёл на сотни, однако они глубоко шокировали белорусское общество и привели к многократному росту числа противников власти. Важнейшим элементом белорусского протеста являются мероприятия женщин и пенсионеров.
Демографические различия Беларуси и Кыргызстана
Две бывшие республики СССР имеют глубоко различную социально-демографическую структуру общества, что влияет на поведение людей в ходе массовых протестов.
Общество Кыргызстана находится на заметно более ранней стадии урбанизации, чем в Беларуси. Это всё ещё преимущественно аграрная страна, не вышедшая из стадии демографического взрыва.
Перепись населения Кыргызстана 2009 года показала численность городского населения 34,1%. В Беларуси уровень урбанизации в настоящее время близок к 80%. Индекс фертильности Кыргызстана всё ещё близок к 3 детям на одну женщину и составляет 2,5, население страны продолжает быстро расти. В Беларуси этот показатель составляет около 1,5, численность населения снижается. Медианный возраст в Беларуси составляет 40,9 лет, в Кыргызстане – 27,3.
Демографическая ситуация, уровень урбанизации и половозрастная структура общества в Кыргызстане по большинству показателей соответствуют Беларуси 1960-х годов. На этой стадии урбанизации общество гораздо в большей степени готово к насилию и риску.
Демография и политическое насилие
Когда аналогичную демографическую стадию на границе 1950-х и 1960-х годов проходили РСФСР и БССР, они столкнулась с целой волной массовых протестов и насильственных беспорядков, которые власти СССР с трудом смогли пресечь даже с применением оружия. Протестующие в Новочеркасске, Краснодаре, Грозном, Слуцке так же легко, как в современном Кыргызстане, переходили к силовым столкновениям с милицией, устраивали погромы органов власти и отделений МВД. В то же время ответные силовые меры со стороны властей воспринимались как естественные. Они вызывают не массовый шок, а массовое ответное насилие, в том числе в жёстких формах, чего в Беларуси к настоящему времени не произошло.
После завершения демографического перехода готовность общества к насилию, как и готовность терпеть насилие со стороны властей, становится заметно меньшей. Это характерно для всех обществ.
Современное урбанизированное общество тоже можно «раскачать» до уровня массового насилия со стороны протестующих, но даже во время событий на Евромайдане в Киеве для этого потребовалось более двух месяцев напряжённого противостояния с систематическим насилием со стороны правоохранителей. В Беларуси после жестоких эксцессов в августе правоохранители изменили тактику в сторону отказа от насилия, чем в значительной степени снизили активность протестов к началу октября.
Общество Кыргызстана по сей день социопсихологически готово к высоким уровням политического насилия, которые уже неприемлемы для общества Беларуси. В то же время насилие со стороны органов власти в Кыргызстане не может быть таким мощным триггером массового недовольства, как в Беларуси, где до 2020 года применение силы к оппозиции носило «точечный» и ограниченный характер, что большая часть социума считала оправданной мерой по отношению к «опасным возмутителям спокойствия».
Политические аспекты
Белорусский политикум с момента прихода к власти Александра Лукашенко целенаправленно выстраивался как жёсткая вертикаль власти с единым центром. Сколько-то независимых и в то же время политически значимых акторов в стране до 2020 года практически не было. До тяжёлого системного кризиса 2020-го устойчивость этой стройной «пирамидальной» системы была колоссальной. Лишь сочетание в одной исторической точке сразу нескольких факторов привело к обвальной потере массовой поддержки сложившейся системы и широким протестам.
Общество Кыргызстана до сих пор имеет глубокие клановые черты. В нём не существует единого общепризнанного политического центра. Могущественные семейные кланы, восходящие к традиционной структуре киргизских родов и племён, по сей день составляют основу политической жизни страны. Они же контролируют её экономику, в них же упирается формальная общественно-политическая структура из значительного числа партий.
Любой лидер страны должен учитывать баланс интересов этих кланов, которые имеют большое число сторонников и финансово-политические возможности. В то же время каждый из президентов Кыргызстана, кроме разве что временного президента Розы Отумбаевой, в силу тех же клановых механизмов был практически обязан обеспечивать растущее политическое господство своей семьи и членов клана в органах власти и на финансовых потоках: «иначе родня не поймёт».
Борьба Севера и Юга
В Кыргызстане ситуацию обостряет исторически сложившаяся дихотомия «севера» и «юга», которая препятствует оформлению «пирамидальной» структуры с устойчивым доминированием одного из кланов. Южане в принципе не готовы признать тотального господства северян – и наоборот. Противостояние урбанизированного и европеизированного севера с центром в мегаполисе Бишкеке с густонаселённым, но аграрным, традиционалистским и происламским югом, окаймляющим Ферганскую долину, приходилось учитывать даже в кадровой политике СССР. Строго говоря, географически речь идёт о северо-востоке и юго-западе, разделённых по диагонали Ферганским хребтом, но исторически сложилось обыкновение называть эти регионы «севером» и «югом».
Киргизские революции имеют самое прямое отношение к этой дихотомии. В 2005 году северянина-Акаева свергли в значительной степени пришедшие в Бишкек южане, не согласившиеся с фальсификацией выборов в пользу президента и его северной клиентеллы. В 2010 году южанина-Бакиева свергали северяне, а сам он перед эмиграцией пытался закрепиться в столице юга Оше.
Ставшее основой текущего политического кризиса противостояние президента Жээнбекова, уроженца южной Ошской области, и родившегося под Бишкеком-Фрунзе бывшего президента Атамбаева тоже имеет отношение к этому делению. Объявленные победителями партии во главе с сыном президента и Раимом Матраимовым представляют интересы Юга, их господство в парламенте рушило политический баланс двух частей страны – и Бишкек взорвался новой революцией, в том числе под знамёнами бывшего президента-северянина Атамбаева.
В Беларуси политическое деление не носит выраженного географического характера. Безусловным центром и власти, и протестной активности в ней является Минск. Можно выделить условные полюса либерально-прозападных и консервативно-пророссийских взглядов, католический «виленский пояс» Гродненской и части Витебской области, и электоральный оплот Александра Лукашенко в аграрных районах Могилёвской области – за пределами столицы территориально-политическая дифференциация выражена заметно меньше, чем в соседней Украине.
Европейские ценности и фонд Сороса
Влияние на события в обеих странах западных НКО присутствует, но не совсем в тех формах, в которых это представляется части российских обозревателей.
В Беларуси в 2010-х годах зарубежные НКО изменили стратегию и перешли от поддержки прозападной оппозиции к «игре вдолгую», работая с местными активистами и органами власти по широкой повестке: создавая социальную прослойку людей, видящих в опыте Европы и США желаемый образец и ориентир социально-политического развития. Моральная и иная поддержка с их стороны, безусловно, находится на стороне протестующих, они прямо способствовали нарастанию настроений, исключающих поддержку сохранения авторитарного режима. Однако вызвавшие протесты события имеют к их деятельности минимальное отношение, от прямого вмешательства они воздерживаются из целого ряда соображений.
Деятельность западных НКО в Кыргызстане носит более прямой и явный характер: Бишкек со всем основанием можно назвать центром их работы в пространстве всей Центральной Азии.
В Кыргызстане наиболее активно в регионе работают западные НКО, включая филиал фонда «Открытое общество», фонд «Сорос-Кыргызстан». Одним из крупнейших вузов страны является Американский университет в Центральной Азии, также аффилированный со структурами Джорджа Сороса. Они активно содействуют становлению гражданского общества и распространению прозападных, либерально-демократических взглядов.
Несмотря на низкую степень урбанизации, крайнюю бедность и аграрный менталитет значительной части населения страны, Кыргызстан является главным центром распространения прозападных взглядов в Центрально-Азиатском регионе. Особенно явно это проявляется в Бишкеке, где всё более заметной становится прослойка молодёжи «постиндустриального» типа, либеральных и прозападных взглядов. Достаточно сказать, что самым популярным блогером страны является Эльдана «Eldana FourEyes» Сатыбалдиева: постироничная активистка с синими волосами, высмеивающая традиционные пережитки и предрассудки и поднимающая вопросы феминизма, экологической и гендерной повестки.
В то же время среди всех политических сил и кланов Кыргызстана существует консенсус относительно важности связей с Россией как гаранта безопасности страны, важного экономического партнёра и места работы огромного количества трудовых мигрантов. У Бишкека в силу географических причин нет шансов на вступление в ЕС и НАТО. Для США даже в рамках сдерживания Пекина он носит лишь ограниченный интерес, что усугублено нежеланием лишний раз ссориться с Москвой из-за вторжения в её сферу приоритетного интереса при сомнительных выгодах.
В основе протестных движений в стране лежит не столько активность гражданского общества в европейском понимании, сколько противостояние влиятельных семейных кланов и их клиентеллы. Главной силой киргизских протестов по сей день являются не «прозападные хипстеры», пусть их число и достигает уже статистически заметных величин, и не женщины разных возрастов, как в Беларуси, а готовые к насилию молодые мужчины более традиционных взглядов.
Что из этого следует?
Вопреки популярному взгляду, события в Беларуси носят гораздо более серьёзный и фундаментальный характер. Они свидетельствуют о тектонических сдвигах в политических взглядах широких кругов белорусского электората. Массовая поддержка сложившейся в 1994–2020 годах патерналистской авторитарной системы исчезла, хотя ещё в начале 2020 года в обществе имелся консенсус в сохранении системы и её «социально-политического контракта» с гражданами.
В то же время решительные действия протестующих в Кыргызстане, принуждение избирательной комиссии к признанию результатов выборов недействительными не говорят о серьёзных переменах в стране решительно ничего. Это очередная фаза противостояния северных и южных семейных кланов в рамках сложившихся в стране с 2005 года политических механизмов «тяготеющей к авторитаризму демократии, ограниченной восстанием».
В случае победы протестующих в Беларуси страну ждут фундаментальные перемены в политической модели: возвращение к авторитарной модели, судя по настроениям общества, уже невозможно. В случае победы протестующих в Кыргызстане снова усилятся позиции северных кланов, что через несколько лет с большой вероятностью приведёт к восстанию южан и новой революции. Для качественного изменения политикума Кыргызстана нужно время, урбанизация и особенно рост уровня жизни, крайне низкого даже по меркам региона Центральной Азии.
С большой долей уверенности можно сказать одно: в случае успеха протестующих любые вменяемые власти будут «обязаны» вести корректную и дружескую политику в отношении Москвы, чего от Минска и Бишкека требуют их объективные интересы и реалии. Что и произойдёт, если российские власти не допустят критических ошибок и не поспособствуют своими действиями глубокому отторжению протестующих. При этом победа протестующих в обеих странах остаётся весьма вероятным сценарием, поскольку масштабы протестов вызваны объективными и глубокими причинами.